AUDENTES DEUS IPSE JUVAT
Написал ночью в поезде, на ощупь, потому как лезло, пугало и мешалось.
Жутко, страшно, мрачно и гадко. Надеюсь, что пророк из меня дерьмовый.
К этому ко всему еще букет разнообразных ощущениев прилагался, и это просто замечательно, что его нельзя пристегнуть к тексту, как иллюстрацию.
Solo il mio dolore. Очередной монолог. Ни о чем и обо всем сразу.
Господи, пришли мне ангела с портфелем адвоката и хитростью тысячи чертей, дабы распутал этот клубок и дал мне дышать свободно хоть пару лет, хоть пару месяцев. Не справляюсь сам, помощи прошу. Ты же знаешь, я редко прошу у Тебя чего-либо.
У нас с миром никак не получается договориться полюбовно и перестать раздражать друг друга.
Мир твердит мне, что я свободен, мир завидует моей мнимой свободе, моей кажущейся легкости, моему мнимому безрассудству, мир уверен, что я порхаю, как пошлый атласный мотылек по всяческим цветочкам и устраиваю турниры с соловьями. Мир не видит моих оков, хотя сам же и одарил меня ими, сам сковал меня по рукам и ногам своими незримыми цепями, а после удивляется - отчего это я недостаточно резво пытаюсь взлететь и отчего это постоянно падаю? Не иначе как специально - думает мир, при этом не видя очевидного дела рук своих. Мир вообще многого не видит. Или не желает видеть. Мир совершенен во всем, в том числе и в собственном несовершенстве.
Но отчего же мир лишает меня права на маленькую-маленькую комнатку внутри моей души, ключ от которой будет только у меня и я буду знать, что дубликатов его не существует нигде на земле, равно как и буду уверен в том, что в стенах моей комнатки нет щелей, потайные трубки не идут к ним от чьего-то мягкого кресла за дорогим дубовым столом, а у портретов не вырезаны глаза для наилучшего обзора моего тайника? Почему я не могу просто повернуть ключ, впустить в комнату что или кого пожелаю и удалиться, оставив ключ на столе?
Я уже пытался. И не раз. Но...неизбежно этот ключ оказывался в чьих-то посторонних руках и комнатка неизбежно пустела. Умирала. Сгорала. Со временем я отстраивал ее заново, изменяя суть и форму, подбирая изысканное обрамление, я изобретал новые виды замков, я выставлял стражу, но все неизбежно повторялось. Отвлечешься на миг, успокоишься, начнешь доверять - и не успеваешь оглянуться, как и стража уже подкуплена, и замок взломан, и комната опустела, и свеча упала от сквозняка, и уже снова все занялось огнем...
Уже многие годы я живу, кристалльно ясно и твердо зная, что я обречен.
Я обречен быть диковинкой под стеклом, пирогом на блюде, мне не суждено иметь ничего своего, собственного, свободного от посторонних глаз и мыслей, свободного от суждений и оценок, сравнений и исследований. Мне даже во сне не снилась такая роскошь, от меня постоянно чего-то ждут, требуют, вынуждают реагировать каким-то определенным образом, меня изучают, разглядывают, выискивают во мне изъяны и несимметричности, отсюда напрашивается прискорбный вывод, что я, похоже, себе не принадлежу. Потому как всякий лавочник на углу знает про меня больше чем я сам и имеет относительно этого собственное мнение, коим и делится щедро со всеми желающими. А мне остается лишь унизительно оправдываться в том, чего я не совершал или не считаю преступлением, неумело разыгрывать благопристойную сцену осознания и раскаяния с посыпанием главы пеплом и ползанием в пыли на коленях с глазами портовой дворняги, в попытках сохранить то немногое свое, до чего еще не успели добраться любопытствующие, сочувствующие и радеющие о всеобщем благе. Так наденьте на меня железо и отправьте на галеры, с глаз своих долой, разумеется, поделом и заслуженно, ибо негоже и далее по правилам изящного тона, - я от всего сердца воздам вам хвалу, ибо по крайней мере в этом будет хоть какая-то уверенность и определенность. Пусть я буду раб и каторжник, но у меня останется то, что будет всегда со мной и никто не посмеет покуситься на это. Хотя бы оттого, что побрезгует приблизиться к тому, что останется от меня к тому времени. Пусть. Мне все равно, как это будет, все равно, что станет со мной. Главное - я смогу сохранить и сберечь. Если сил достанет.
Возможно, я не так уж и плох. Ну уж во всяком случае не настолько, чтобы обходить меня за три квартала, истово крестясь и сплевывая. Но и не настолько хорош, чтобы не иметь права на ошибки и слабости, свойственные обычным людям. Я не черт, не надо воспринимать все исходящее от меня однозначно как помеченное печатью греха, но я и не святой, не стоит расматривать каждый мой шаг в формате доктрины и проверять его на благочестие. Под моими стопами не распускаются алые розы, но и серой от меня вроде тоже не пахнет. Я обычный живой человек.
Возможно, я не вполне в своем уме, потому как мои понятия о назначении жизни и счастье немного не сходятся с общепринятыми. По мнению досужих наблюдателей, я бешусь с жиру и гоняюсь за звездой в небе вместо того, чтобы спуститься на грешную землю и вкушать жирные ломти, угодливо подсовываемые заботливыми руками обыденности. Зачем тебе эта дурацкая мечта, говорят они, садись с нами, будь одним из нас, будь нашей гордостью, с нами не пропадешь. Зачем тебе это безумие, брось эти юношеские глупости, брось эти отравляющие мысли, спустись к нам, пока ты не с нами, ты - никто. Но кто я буду, если у меня вовсе не останется мечты? Бессмысленный мешок с требухой и костями, насквозь пропитанный аптечным духом, не годный даже на корм собакам? Для того ли Творец создавал меня? Для того ли вложил в меня волю, стремление, жажду познания и способность видеть этот мир не только глазами из плоти и крови? И это все - в пыль, в прах, в болото, в мелочную ряску шепотков и влажных людских одобрений? Я почти слышу Его разочарование и горе. Как я могу так Его подвести?
Возможно, я всего лишь дерзкий плод Его воображения, еще не рожденный замысел, пробный шар, алхимический опыт, палка в колесо, камень в зеркало озера? Может, такова моя судьба - принимать на себя сопротивление привычного и укоренившегося с тем, чтобы вспахать почву для нового сада? Или я - дитя ошибки, ирония мироздания, воскресная благодушная шутка Творца, понятная лишь Ему и Его приближенным? Тогда отчего я здесь, а не подле тех, кому понятен? Все конечно, все логичное имеет завершение, и коли я все же логичен, то на моем пути неизбежно встанет моя личная кода, и пробный шар, отлившись чугуном, разрушит мою крепость, и тяжелые, окованные железом колеса, искря, попробуют притормозить на брусчатке, и зеркало озера над головой, и камень в висок, и мой атанор, раскалившись добела, взрывается, подарив чьей-то памяти незабываемую вспышку - да-да, ярче солнца, - и медленно кружа, осыпается пепел. Идеальный пепел магистерия с драгоценными темно-красными прожилками.
Возможно, эта ночь будет последней, ибо что-то во мне уйдет безвозвратно, не оставив ни следа, ни тонкой путеводной нити, уйдет ли оно само или растает, истончившись в прах, или будет изгнано, изгнано твердо и настойчиво - неважно. Важно то, что с первым лучом зари я изменюсь. Возможно, до неузнаваемости.
А возможно - меня просто уже нет. Ударь меня стилетом - и он легко и без усилий пройдет сквозь мою грудь, высвободится из удерживающих его пальцев и медленно упадет на плиты пола. И только эхо останется.
Только эхо.
Жутко, страшно, мрачно и гадко. Надеюсь, что пророк из меня дерьмовый.
К этому ко всему еще букет разнообразных ощущениев прилагался, и это просто замечательно, что его нельзя пристегнуть к тексту, как иллюстрацию.
Solo il mio dolore. Очередной монолог. Ни о чем и обо всем сразу.
Господи, пришли мне ангела с портфелем адвоката и хитростью тысячи чертей, дабы распутал этот клубок и дал мне дышать свободно хоть пару лет, хоть пару месяцев. Не справляюсь сам, помощи прошу. Ты же знаешь, я редко прошу у Тебя чего-либо.
У нас с миром никак не получается договориться полюбовно и перестать раздражать друг друга.
Мир твердит мне, что я свободен, мир завидует моей мнимой свободе, моей кажущейся легкости, моему мнимому безрассудству, мир уверен, что я порхаю, как пошлый атласный мотылек по всяческим цветочкам и устраиваю турниры с соловьями. Мир не видит моих оков, хотя сам же и одарил меня ими, сам сковал меня по рукам и ногам своими незримыми цепями, а после удивляется - отчего это я недостаточно резво пытаюсь взлететь и отчего это постоянно падаю? Не иначе как специально - думает мир, при этом не видя очевидного дела рук своих. Мир вообще многого не видит. Или не желает видеть. Мир совершенен во всем, в том числе и в собственном несовершенстве.
Но отчего же мир лишает меня права на маленькую-маленькую комнатку внутри моей души, ключ от которой будет только у меня и я буду знать, что дубликатов его не существует нигде на земле, равно как и буду уверен в том, что в стенах моей комнатки нет щелей, потайные трубки не идут к ним от чьего-то мягкого кресла за дорогим дубовым столом, а у портретов не вырезаны глаза для наилучшего обзора моего тайника? Почему я не могу просто повернуть ключ, впустить в комнату что или кого пожелаю и удалиться, оставив ключ на столе?
Я уже пытался. И не раз. Но...неизбежно этот ключ оказывался в чьих-то посторонних руках и комнатка неизбежно пустела. Умирала. Сгорала. Со временем я отстраивал ее заново, изменяя суть и форму, подбирая изысканное обрамление, я изобретал новые виды замков, я выставлял стражу, но все неизбежно повторялось. Отвлечешься на миг, успокоишься, начнешь доверять - и не успеваешь оглянуться, как и стража уже подкуплена, и замок взломан, и комната опустела, и свеча упала от сквозняка, и уже снова все занялось огнем...
Уже многие годы я живу, кристалльно ясно и твердо зная, что я обречен.
Я обречен быть диковинкой под стеклом, пирогом на блюде, мне не суждено иметь ничего своего, собственного, свободного от посторонних глаз и мыслей, свободного от суждений и оценок, сравнений и исследований. Мне даже во сне не снилась такая роскошь, от меня постоянно чего-то ждут, требуют, вынуждают реагировать каким-то определенным образом, меня изучают, разглядывают, выискивают во мне изъяны и несимметричности, отсюда напрашивается прискорбный вывод, что я, похоже, себе не принадлежу. Потому как всякий лавочник на углу знает про меня больше чем я сам и имеет относительно этого собственное мнение, коим и делится щедро со всеми желающими. А мне остается лишь унизительно оправдываться в том, чего я не совершал или не считаю преступлением, неумело разыгрывать благопристойную сцену осознания и раскаяния с посыпанием главы пеплом и ползанием в пыли на коленях с глазами портовой дворняги, в попытках сохранить то немногое свое, до чего еще не успели добраться любопытствующие, сочувствующие и радеющие о всеобщем благе. Так наденьте на меня железо и отправьте на галеры, с глаз своих долой, разумеется, поделом и заслуженно, ибо негоже и далее по правилам изящного тона, - я от всего сердца воздам вам хвалу, ибо по крайней мере в этом будет хоть какая-то уверенность и определенность. Пусть я буду раб и каторжник, но у меня останется то, что будет всегда со мной и никто не посмеет покуситься на это. Хотя бы оттого, что побрезгует приблизиться к тому, что останется от меня к тому времени. Пусть. Мне все равно, как это будет, все равно, что станет со мной. Главное - я смогу сохранить и сберечь. Если сил достанет.
Возможно, я не так уж и плох. Ну уж во всяком случае не настолько, чтобы обходить меня за три квартала, истово крестясь и сплевывая. Но и не настолько хорош, чтобы не иметь права на ошибки и слабости, свойственные обычным людям. Я не черт, не надо воспринимать все исходящее от меня однозначно как помеченное печатью греха, но я и не святой, не стоит расматривать каждый мой шаг в формате доктрины и проверять его на благочестие. Под моими стопами не распускаются алые розы, но и серой от меня вроде тоже не пахнет. Я обычный живой человек.
Возможно, я не вполне в своем уме, потому как мои понятия о назначении жизни и счастье немного не сходятся с общепринятыми. По мнению досужих наблюдателей, я бешусь с жиру и гоняюсь за звездой в небе вместо того, чтобы спуститься на грешную землю и вкушать жирные ломти, угодливо подсовываемые заботливыми руками обыденности. Зачем тебе эта дурацкая мечта, говорят они, садись с нами, будь одним из нас, будь нашей гордостью, с нами не пропадешь. Зачем тебе это безумие, брось эти юношеские глупости, брось эти отравляющие мысли, спустись к нам, пока ты не с нами, ты - никто. Но кто я буду, если у меня вовсе не останется мечты? Бессмысленный мешок с требухой и костями, насквозь пропитанный аптечным духом, не годный даже на корм собакам? Для того ли Творец создавал меня? Для того ли вложил в меня волю, стремление, жажду познания и способность видеть этот мир не только глазами из плоти и крови? И это все - в пыль, в прах, в болото, в мелочную ряску шепотков и влажных людских одобрений? Я почти слышу Его разочарование и горе. Как я могу так Его подвести?
Возможно, я всего лишь дерзкий плод Его воображения, еще не рожденный замысел, пробный шар, алхимический опыт, палка в колесо, камень в зеркало озера? Может, такова моя судьба - принимать на себя сопротивление привычного и укоренившегося с тем, чтобы вспахать почву для нового сада? Или я - дитя ошибки, ирония мироздания, воскресная благодушная шутка Творца, понятная лишь Ему и Его приближенным? Тогда отчего я здесь, а не подле тех, кому понятен? Все конечно, все логичное имеет завершение, и коли я все же логичен, то на моем пути неизбежно встанет моя личная кода, и пробный шар, отлившись чугуном, разрушит мою крепость, и тяжелые, окованные железом колеса, искря, попробуют притормозить на брусчатке, и зеркало озера над головой, и камень в висок, и мой атанор, раскалившись добела, взрывается, подарив чьей-то памяти незабываемую вспышку - да-да, ярче солнца, - и медленно кружа, осыпается пепел. Идеальный пепел магистерия с драгоценными темно-красными прожилками.
Возможно, эта ночь будет последней, ибо что-то во мне уйдет безвозвратно, не оставив ни следа, ни тонкой путеводной нити, уйдет ли оно само или растает, истончившись в прах, или будет изгнано, изгнано твердо и настойчиво - неважно. Важно то, что с первым лучом зари я изменюсь. Возможно, до неузнаваемости.
А возможно - меня просто уже нет. Ударь меня стилетом - и он легко и без усилий пройдет сквозь мою грудь, высвободится из удерживающих его пальцев и медленно упадет на плиты пола. И только эхо останется.
Только эхо.
@темы: Монологи, Лазарет туманной юности (с), Immerso nel dolore
-
-
31.05.2010 в 17:23-
-
31.05.2010 в 17:40-
-
31.05.2010 в 17:57-
-
31.05.2010 в 18:07-
-
31.05.2010 в 18:36А если это будет нечто всем открытое, обыденное, то и интерес пропадет. А если уж тащить каждого туда за руку, дескать, пойдем, чего покажу, то есть большая вероятность, что он откажется.
Мое начальство знает о моих кукольных делах, но вспоминает об этом лишь постольку, поскольку это отвлекает меня от работы.
-
-
31.05.2010 в 18:39-
-
31.05.2010 в 18:44-
-
31.05.2010 в 18:54-
-
31.05.2010 в 19:01Правда, у меня ничего исключительного и нет, так, фигня всякая и дешевка.
-
-
31.05.2010 в 19:08-
-
31.05.2010 в 19:20-
-
31.05.2010 в 19:31-
-
31.05.2010 в 19:39-
-
31.05.2010 в 19:50*А вдруг Вы на самом деле виртуоз, а мы этого и не знаем?*
-
-
31.05.2010 в 20:13-
-
31.05.2010 в 20:52-
-
31.05.2010 в 23:25Вентурис А Вы не считаете это своё предназначение исключительным?)